– Гарри, может быть, и наглый, но точно не безответственный. Он многое сделал для этого города. Он изменил здесь правила и дал возможность молодёжи развиваться в этом месте, а не бежать отсюда. Вы даже не знаете своего сына, а делаете выводы о других людях! – Возмущается Джози.

Какая же она милая, когда сердится. Так бы и затискал, но вроде мы поругались, поэтому подходить к ней опасно. Останусь на своём месте.

– О, Господи. Вы, как родители, хотя бы вразумите её и его. Место Гарольда в Америке, рядом со мной и в моём бизнесе. Он не сможет здесь жить. Я жил здесь, и я прекрасно знаю, чем это обернётся для него. Скажите ей. Френсис, образумь её. Она же давит на моего сына. Разве это правильно?

– Вообще-то, Мэйсон, ты здесь никакого права голоса не имеешь. Твой сын показал себя с очень хорошей стороны. Он умеет стоять на своём и защищать то, что любит. Он приехал сюда, чтобы быть рядом с нашей дочерью, и я не позволю тебе разрушить их отношения. А что до твоего желания вставить палки в колёса Джозефине, то поверь мне, жизнь сама вставила ей достаточно палок. Поэтому ты или спокойно обсуждаешь переезд Гарольда сюда, или я отпущу Чака и позволю ему превратить твоё лицо в бифштекс окончательно. Ты не можешь так жестоко поступать со своим сыном, ты уничтожил всё, во что верила Нэнси. Ты ей психику сломал и бросил, и уж ты, Мэйсон, ничего не знаешь о чувствах, чтобы обвинять кого-то в выборе, который сделало сердце.

Вау, впервые слышу, чтобы Френ говорила так твёрдо и звонко. Яйца, видимо, в этой семье есть у всех. Я говорил уже, что обожаю эту женщину? Ещё раз скажу. Не сломаюсь.

– Вы не понимаете, – тихо произносит отец, опуская взгляд.

– Так объясни. Почему ты не позволяешь своему сыну самому решать и делать ошибки, которые его научат поступать правильно. Нам твои деньги не нужны, Мэйсон, как и Джозефине. Она ни фунта не взяла у Гарри, как и у Эдварда. Мы всегда старались помогать твоему сыну, которого ты попросту бросил здесь, да ещё и выставил всё так, словно Гарри умер. Ты заставил верить в это Нэнси…

– Такого не было! – Вскрикивает отец.

– Я… он умирал. Эдвард умирал. Он родился очень слабым, и врачи не давали нам шансов, а у Гарольда были проблемы с дыханием. Эдварда нельзя было транспортировать, долгий перелёт он бы не пережил, а Гарольду я ещё мог помочь. Нэнси сама дала мне разрешение на вывоз сына, чтобы его вылечили в Америке. А потом я получил сообщение от Нэнси, что Эдвард умер, далее у её отца случился приступ, и он тоже скончался. Я умолял её продать пекарню и дом, приехать ко мне вместе с матерью, но она отказалась. А потом она просто не отвечала на звонки. Мои родители испугались, что она может забрать у нас Гарольда, поэтому нам пришлось сменить фамилию и переехать в Сан-Франциско. Мы полюбили Гарольда. Мы обожали его. Я обожал его. Он был всем для меня. И Нэнси знала мой номер. Я хранил телефон десять лет, втайне от родителей, а потом выбросил его, поняв, что она не приедет ко мне. Я понятия не имел, что Эдвард жив. Я даже не смог нормально жить дальше, у меня нет ни жены, ни других детей, ничего и никого, кроме Гарольда и бизнеса, а теперь ещё и женатого Эдварда, которого мне пришлось признать своим сыном, и… это другая история. Я не знал, Нэнси солгала мне. Если бы я знал, то приехал бы сюда за ними и заставил их переехать ко мне. Я любил её, но всему приходит конец.

И я не знал об этом. На несколько секунд мне становится жаль отца. Он потерял многое, но никогда не был со мной откровенным и честным. Мы могли бы найти общие интересы. Наверное, могли бы.

– Теперь ты знаешь, Мэйсон. У Эдварда никогда не было отца. Он тянулся ко мне, и я старался помогать ему, но Нэнси очень изменилась. Она многое сделала неправильно. Она пыталась покончить с жизнью на глазах у Эдварда, и он позвал нас. Ему пришлось связать её. Нэнси стала невменяемой. Она тоже многое потеряла. Но это прошлое, а сейчас настоящее, в котором ты приехал в мой дом, чтобы разрушить счастье моей дочери. Думаешь, я в восторге от её выбора…

– Эй, я не так плох, – Чак взглядом затыкает меня, и я поджимаю губы. Я же клёвый. Почему он так не любит меня? Он даже кольцо мне отдал. Не понимаю.

– Этот парень только учится жить и отвечать за свои поступки. Он тоже боится сделать шаг. Он даже не может жениться на моей дочери…

– Ты давишь на меня! Я пока не готов! И Джози тоже! – Возмущаюсь я.

– Чак, – осуждающе произносит Френ, а Джози закрывает лицо руками, качая головой.

– Папа, со мной всё будет в порядке, я обещаю тебе. Я не боюсь ошибаться, но точно знаю, что здесь моё место. Пусть этот город маленький и провинциальный, пусть я стану толстым и ужасным, каким был Эд. Мне плевать на все эти обстоятельства. Но у меня есть смысл двигаться дальше. Вот эта девушка, которую ты считаешь охотницей за богатством, кормила меня, заботилась обо мне. Она поддерживала меня. Она первая из всех, кто увидел во мне больше, чем просто избалованного, наглого и развращённого богатством типа. Только с ней я понял, что могу быть лучше, чем есть. У меня цели появились, понимаешь? И уж прости, Чак, но когда я решу сделать предложение Джози, то сделаю это сам и без твоего вмешательства. Мы оба ещё не готовы к этому серьёзному шагу. Ни финансово, ни морально, – достаю из кармана коробочку с кольцом и кладу его на столик.

– Мне двадцать пять лет. У меня в запасе ещё достаточно времени, чтобы жениться на ней, но до этого я должен встать на ноги. Я хочу сам это сделать. Я знаю, что мне будет сложно без твоих связей, папа, но хочу этого. Я верю в себя. Я буду психовать и разочаровываться в себе. Но я посмотрю в глаза Джози, и увижу в них, как она верит в меня. Этого хватит. Я не могу убедить тебя в том, что буду хорошим сыном. Но я могу заверить тебя, что полностью осознаю ответственность, которую беру на себя. И мне плевать, если ты снова пришлёшь ко мне своих амбалов. Я умру здесь, но не уеду больше. Сдохну, но останусь, потому что не собираюсь нарушать свои обещания. Я именно здесь стал личностью, и мне всё здесь нравится. Я это не брошу, здесь моя жизнь. Здесь всё, что может сделать меня счастливым. Это моё последнее слово, а вы дальше можете бить друг другу морды, винить друг друга в чём-то, находить всё больше и больше неразрешимых разногласий. Но я в этом участвовать не собираюсь. Признаю, мне было весело наблюдать за вами, а сейчас стало гадко. Я не хочу быть таким отцом, как вы. Один дальше своего носа не видит, а другой слишком давит на всех, грозясь пристрелить, если его ослушаться. Но я взрослый. У меня есть своя голова на плечах. Я не буду заставлять Джози оставаться здесь без её желания. Я хочу стать частью её мечты, а если это пока не так, то, значит, не пришло время, – разворачиваясь, в полной тишине поднимаюсь на второй этаж, чтобы забрать ключи от машины и свалить из этого балагана.

Не так я всё представлял. Да, сначала мне было весело, но теперь безумно противно оттого, что никто меня, как личность, в расчёт не берёт. Они все считают, что могут помыкать мной, раз я от всего отказался, и в данный момент ни черта не имею. Но я только приехал. Я только изменил всю свою жизнь. Они хотят от меня слишком многого в короткие сроки. Я не готов к семейной жизни. К официальной не готов. Рано. Я мозгами к этому ещё не дошёл, не загорелся этой идеей. И дело не в том, что мои чувства к Джози стали слабее. Нет, абсолютно нет. Я просто начал думать наперёд и научился планировать своё будущее. А пока оно не определённо.